HOMO LUDENS:ПРАЗДНИКИ, ИГРЫ, СПОРТ

Карнавальная Италия

В своей книге «Творчество Франсуа Рабле и народная культура средневековья и Ренессанса» Михаил Бахтин убедительно показал смысл и значение карнавального феномена в ренессансной культуре. По его мнению, смеховая или карнавальная культура возникла еще в Средние века. Это были всевозможные «праздники дураков», «праздник осла», «храмовые праздники». «Все эти обрядово-зрелищные формы, как организованные на начале смеха, чрезвычайно резко, можно сказать — принципиально, отличались от серьезных — церковных и феодально-государственных — культовых форм и церемониалов. Они давали совершенно иной, подчеркнуто неофициальный, внецерковный и внегосударственный аспект мира, человека и чело-веческих отношений; они как бы строили по ту сторону всего официального второй мир и вторую жизнь... Это особого рода двумирность, без учета которой ни культурное сознание средневековья, ни культура Возрождения не могут быть правильно понятыми» .

На исходе средневековья смеховая народная культура начинает проникать в верхние слои литературы. Поэтому литература Возрождения, впрочем, как и изобразительное искусство, вбирает в себя эту народную традицию. Шекспир, Рабле, Сервантес, Брейгель прекрасно демонстрируют этот процесс. В их творчестве воедино сливается игра и серьезность, народная, низовая и профессиональная, высокая формы культуры.

Йохан Хёйзинга в своей книге «Homo Ludens», посвященной анализу игрового феномена в европейской культуре, специально выделяет Ренессанс как период наивысшего проявления игровой деятельности. «Если когда-либо сознательная и обособляющая сама себя элита стремилась воспринимать жизнь как игру воображаемого совершенства, то это была среда Ренессанса. Вновь и вновь нужно напомнить, что игра не исключает серьезности. Дух Ренессанса был далек от фривольного.

Следование древности было для него святым и серьезным делом. Преданность идеалу пластического творчества и изобретательного разума отличалась небывалой интенсивностью, глубиной и чистотой. Вряд ли можно себе представить фигуры более серьезные, чем Леонардо и Микельанджело. И все-таки духовная ситуация в целом в эпоху Ренессанса есть ситуация игры. Это утонченное и в то же время свежее, могучее стремление к благородной и прекрасной форме есть играемая культура. Все великолепие Ренессанса — это веселый или праздничный маскарад, переодевание в наряд фантастического и идеального прошлого. Мифологические фигуры, аллегории, заимствованные издалека и отягощенные грузом астрологических и исторических сведений, — все они будто шахматные фигуры на доске. Ренессанс пробуждает две в высшей степени игровые системы воплощения мира в образах — пастораль и рыцарство — к новой жизни, а именно к жизни в литературе и в празднике. Трудно назвать другого поэта, который бы полнее воплотил игровой дух, чем Ариосто. Он для нас тот, кто в одно и то же время наиболее совершенно выразил и атмосферу, и ведущую тенденцию Ренессанса. Поэзия Ариосто неоспоримо сви-детельствует в пользу тождества игры и поэзии» .

Популярность праздников в эпоху Возрождения определялась ролью народной культуры, ее влиянием на все другие слои культур-ной жизни. Несомненно, публичные театральные представления, среди которых наиболее популярными были мистерии — театрали-зация сцен священной истории, пантомимы, карнавальные шествия и процессии, носили массовый характер и были широко доступны всем. Как отмечает Якоб Буркхардт, празднество в ренессансной Италии — это «возвышенный момент народного бытия — момент, когда религиозные, нравственные и поэтические идеалы народа воплощались в зримой форме. Итальянское празднество в его высшей форме — подлинный переход из жизни в искусство» . У Бурк- хардта мы находим подробное и красочное описание карнавалов в Милане, Неаполе, Флоренции, Риме .

Этот карнавальный элемент народной жизни широко проникает в профессиональное искусство — театр, литературу, поэзию. Искусство Возрождения в его высочайших проявлениях демонстрирует присутствие в ней традиций народной культуры. Быть может, именно этим объясняется широкое проникновение в итальянскую литературу самых разнообразных форм комического — пародии, гротеска, бурлеска, буффонады. Остроумие, способность высмеять своего противника, победить его острым словом становится наиболее отличительной способностью светской культуры не в меньшей степени, чем мастер-ство фехтования, и Бальдассаре Кастильоне учит этому искусству в своем трактате «О придворном». Впрочем, физическая культура была специальной заботой для всех воспитателей и педагогов.

В эпоху Возрождения большое внимание уделяется спорту и физическим упражнениям. О необходимости этих занятий, особенно в молодости, постоянно пишут педагоги-гуманисты в своих трактатах о воспитании. Что-то тут было общее со средневековой рыцарской традицией, где образование юношей требовало обучения военному делу — езде на лошади, фехтованию, владению щитом, метанию ко-пья. Но наряду с этим гуманисты говорят и о необходимости игр и занятий, целью которых является не польза, а простое наслаждение. Например, в педагогическом трактате Паоло Верджерио мы читаем: «Первое и самое главное правило — заниматься не позорными и вредными забавами, а только такими, которые совершенствуют тру-долюбие или упражняют телесные силы. Так, например, Сципион и Лелий, а иногда и Аугур Сцевола, зять Лелия, предаваясь душевному отдыху, обычно усердно собирали на берегу моря или рек камушки и ракушки. Это занятие стало для них совершенно необходимым. Од-нако, пожалуй, похвальнее отдых Сцеволы, который, как говорят, лю-бил развлекаться игрой в мяч. Подобным же видом отдыха является охота, ловля птиц и рыб, которые дают душе наслаждение и укрепля-ют движением и работой силу тела»212.

То, что все эти занятия приобретали характер эстетической деятельности, занятий, которые, говоря языком Иммануила Канта, были формой целесообразности «без представления цели», свидетельствует замечательное произведение — трактат Бальдассара Кастильоне «О придворном». Кастильоне описывает все, что нужно знать придворному, — от духовных до физических занятий. В принципе, он позволяет ему все, но только при одном условии — чтобы оно приносило придворному грацию как проявление свободной и естественной деятельности. «Истинное искусство, — говорил Кас- тильоне, как бы предваряя Канта, — там, где искусства не видно». Это было зарождение теории игры.

Расцвет «королевского» тенниса

Говоря о педагогических теориях гуманистов, мы видели, какое значение они придавали физическим упражнениям и спорту. В этом смысле представляет интерес то, как гуманисты Возрождения описывали такой популярный в то время вид спорта, как теннис.

Теннис — довольно древняя спортивная игра, которой сегодня насчитывается более восьми веков . Ее корни уходят глубоко в историю, ее начало можно обнаружить в Средние века. В эту эпоху в Испании, Италии и Франции большое распространение имела игра в мяч, в которой войлочный мячик отбивался от стены либо ракеткой, либо просто рукой. Такая игра называлась «пелота» или «там- бурелла», она и сегодня сохранилась в некоторых городах Франции и Испании.

Позднее появилось и название «теннис», происходящее от фран-цузского слова «tenir». Дело в том, что при подаче мяча игрок обычно предупреждал своих противников возгласом: «Tenez!» («Держите!)». Отсюда и возникло название этого вида спорта.

С самого начала теннис был городской игрой. В нее играли, как правило, на площадях, на вымощенных камнями мостовых, перегораживая узкие улочки лентой или веревкой. Первоначально разграничительная лента натягивалась довольно высоко, на уровне 2 или 2,5 метров. Потом она опустилась ниже. На гравюрах XVI века она находится уже на уровне одного метра. Играть на мостовой было удобнее, чем на земле. В Средние века теннис еще не был аристократическим занятием и был доступен всем без исключения — ведь для этой игры не нужно было специального помещения. Игра велась небольшими лопаточками, которые постепенно эволюционировали в ракетки с натянутыми воловьими жилами. Игра была подвижной, энергичной, зрелищной, она собирала публику, которая наблюдала за игроками.

Однако со временем городские власти и монастыри стали запрещать игру в теннис, потому что она нарушала движение в городе, сопровождалась шумом, криками, разбитыми окнами и вообще отвлекала студентов и монахов от их занятий. Можно привести замечательный документ, письмо Эдмунда Лейси, епископа города

Эксетера, в котором он просит городские власти запретить теннисные игры около церкви: «Наша церковь больше не святое место, так как вокруг нее постоянно смех, крики, пение и неблагородные игры. Мы узнали, что некоторые монахи участвовали рядом с церковью в играх с мячом, которые обычно называются теннисом. А для тренировок они пользуются стенами домов».

Для того, чтобы как-то ограничить эту популярную игру, городские власти вводили наказания, и довольно строгие: денежный штраф или месяц заключения в тюрьме. Поэтому теннис был вынужден либо выходить за пределы города, либо укрываться под стенами крытых помещений.

Начиная с XV века теннис стал уходить в специальные помещения — закрытые теннисные корты, с площадкой для игры, галереей для зрителей, чтобы король или его свита могли наблюдать за игрой. Тогда-то теннис и превратился в «королевскую игру»: простому люду содержать теннисные корты было невозможно.

Старинный теннис отличался от современного и правилами, и техникой, и приемами игры. Мячи были тяжелыми и большими, до 65 мм в диаметре, они делались из шерстяной материи и были довольно опасными для публики. Чтобы обезопасить публику, для нее строилась специальная крытая галерея, которая покрывалась сеткой. Гравюры XVI века показывают, что именно в это время вместо натянутой веревки на корте появляется сетка, разделяющая игроков. Игроки надевали специальную одежду, которую сегодня с трудом можно было бы назвать «спортивной». Это были камзолы и роскошные рубашки. Игра велась ракетками с воловьими струнами. Подача осуществлялась по покатой кровле, после чего мяч скатывался на площадку. Счет велся по системе 15 - 30 - 45 (впоследствии последний счет был заменен на 40), что, очевидно, было воспроизведением исчисления времени на городских часах.

Такой теннис получил название «real tennis», что можно перевести и как «настоящий», и как «королевский» (real) теннис. Этот, по сути дела, реликтовый вид спорта все еще культивируется в некоторых странах, например, в Англии и США, где существует федерация и клубы этого вида спорта со всеми его особенностями и старинной техникой.

Из Франции и Италии теннис был завезен и в Англию, где он приобрел огромную популярность. Теннисные корты строились в Тауэре в Лондоне, в Виндзоре, в Вестминстере. Теннисные корты существовали в колледжах университетов Кембриджа и Оксфорда. Один из них сохранился в Оксфорде до наших дней.

Для английских королей теннис занимал второе место среди спортивных развлечений, уступая место только охоте. Известно, что любителями тенниса были король Генрих VII, его сын Генрих VIII, который особенно страстно увлекался этой игрой и уделял ей много времени. Тогда же появились и первые профессионалы. Исторические хроники отмечают среди хороших игроков Ричарда Стайреса, который отличался хорошей подачей.

Любопытно, что упоминания о теннисе можно найти в пьесах Шекспира. Живой и наблюдательный ум великого драматурга не оставил без внимания и спорт. Поэтому Шекспиру мы обязаны описаниями тенниса в том его виде, как он существовал в Англии XVI века.

Правда, эти упоминания Шекспиром тенниса немногочисленны. Но тем больший интерес приобретает каждое из них, представляя ценный исторический источник о том, каким был теннис в прошлом и как к нему относились современники Шекспира.

Из произведений Шекспира мы можем узнать даже о некоторых технических деталях, в частности, о том, какими были в прошлом теннисные мячи. Чтобы они были упругими, в них клали волос, который вместе с шерстью делал мячи прыгучими. На этом строится шутка в комедии «Много шума из ничего», высмеивающая одного из кавалеров:

«Дон Педро. Видел ли его кто-нибудь у цирюльника?

Клавдио. Нет, но цирюльника у него видели, и то, что было украшением его щек, пошло на набивку теннисных мячей» (III, 2).

Вместе с тем у Шекспира теннисная игра часто приобретает метафорический смысл. Так, в «Перикле» бурное море, в которое попадает человек, сравнивается с теннисным кортом, где волны и ветер играют человеком, как мячом.

«Бушующее море, что огромный корт,

Где слабый человек — лишь мяч,

Которым ветер и вода Играют страшный матч»

(Перикл II, I)

Любопытные рассуждения о теннисе содержатся в исторической трагедии «Генрих IV», часть вторая. Здесь принц Генрих, который ведет праздный образ жизни и не чурается общаться со старым греховодником Фальстафом, следующим образом рассуждает о своих пристрастиях:

«Принц Генрих. Может быть, тебе покажется низменным и мое желание выпить легкого пива?

Пойнс. Я полагаю, принц должен быть достаточно хорошо вос-питан, чтобы не напоминать о таком дрянном напитке.

Принц Генрих. Так, значит, у меня совсем не королевские вкусы. Но, конечно, такие низменные вкусы идут вразрез с моим величием.

Таким образом, из этого рассуждения мы узнаем, во-первых, о специальном человеке, который занимался уходом и содержанием теннисного корта. А, во-вторых, о том, какую важную роль имела на теннисном корте одежда, в частности, белье, которое следовало содержать в чистоте и порядке. Без этого, как мы видим, игроки на теннисный корт не допускались.

У Шекспира, как мы видим, теннис ассоциируется с праздностью, свободным времяпровождением и роскошью. В таком контексте теннис упоминается в «Гамлете». Здесь Полоний инструк-тирует своего шпиона Ринальдо, который должен сообщить ему о времяпрепровождении сына Полония в Париже.

«Полоний. Вот-вот, «ответит так»; да он ответит Так: “С этим господином я знаком;

Видал его вчера, или намедни,

Или тогда-то с тем-то или с тем-то,

И он как раз играл, или подвыпил,

Повздорил за лаптой”.»

В русском переводе М. Лозинского термин «теннис» заменен русифицированной «лаптой», но у Шекспира здесь идет именно о теннисе: «ТЬе falling out of tennis» — споры о теннисе, предмет, хорошо известный и современным игрокам в теннис. На самом деле Полоний говорит именно о теннисе, спортивном занятии и увлечении, в котором он подозревает своего сына. Очевидно, что в XVI веке теннис был увлечением знатной молодежи.

Другое упоминание, связанное с теннисом, содержится в трагедии «Генрих V». Здесь описывается, как принц Генрих после смерти отца, отказавшись от праздных развлечений, пирушек и буйств, становится королем Англии, ее доблестным защитником. Теперь занятия теннисом становятся воспоминанием о его бурной юности и праздности. Когда французский дофин, памятуя увлечения анг-лийского принца в его молодости, посылает ему в подарок бочонок с теннисными мячами, он воспринимает этот подарок как оскорбление и вызов. Обращаясь к французским послам, он говорит:

«Мы рады, что дофин так мило шутит.

Ему за дар, вам — за труды спасибо.

Когда ракеты подберем к мячам.

Во Франции мы партию сыграем,

И будет ставкою отцов корона.

Скажите, что затеял он игру С противником, который устрашит Все Франции дворы игрой.» (I, 1).

Здесь мы узнаем об обычае дарить теннисные мячи в качестве королевского подарка, хотя у короля Генриха этот подарок вызывает негативную реакцию, как намек на его молодость и склонность к развлечениям. Все же из этого отрывка мы узнаем о том, что теннис культивировался как спортивное развлечение при дворах Англии и Франции. Причем очевидно, что в Англию теннис пришел из Франции. Во всяком случае, Шекспир говорит о теннисе как об английской моде. В «Генрихе VIII» упоминается об указе, обращенным к придворным и вывешенным на воротах замка:

«Предложено им — так гласит приказ —

Отбросить прочь все перья, и причуды,

И прочую такую чепуху,

Французские дуэли и петарды,

Издевки над людьми умнее их Лишь на основе мудрости заморской,

Страсть к теннису и длинные чулки.» (III, 3).

Из исторических хроник мы узнаем, что теннис был популярной королевской игрой. Французский король Карл VI в 1399 г. увлеченно наблюдал за игрой в теннис, а другая коронованная особа, Карл VIII в 1498 г. пострадал от удара мячом в голову, когда он смотрел на эту игру в замке Амбуа.

В своих произведениях Шекспир говорит о различных видах спорта, популярных в его время. И несомненно, что в их ряду теннис занимал одно из видных мест.

Шекспировские суждения о теннисе оставили замечательные характеристики этого вида спорта в то время, когда он находился в процессе перехода от демократического уличного спорта в аристократическое занятие высшего общества. Не случайно многие гуманисты, в частности такие ученые люди, как Вивес и Эразм Роттердамский, писали трактаты о теннисе . Очевидно, динамический характер игры, быстрая смена побед и поражений и связанная с этим смена контрастных эмоциональных состояний делали эту игру притягательной для философского и поэтического ума. Отношение Шекспира к теннису — еще одно свидетельство его связи с гуманистической мыслью его эпохи.

Представляется, что в прошлом теннис был чем-то большим, чем популярная спортивная игра. В эпоху Возрождения он был зна-чительным культурным институтом, проникающим во многие слои общественной жизни. Начать с того, что теннис был необходимой принадлежностью большинства европейских университетов. Как известно, университеты Франции, Испании, Германии и Велико-британии строили теннисные корты, широко открытые для студен-тов. Не случайно Франсуа Рабле рисует следующий несколько шар-жированный портрет студента:

«Если Ваши карманы набиты теннисными мячами,

В руках ракетка, на голове шляпа с полями,

В ногах — неуемная жажда танцев, а в мозгах — сплошная вата, Значит, Вы вполне созрели до степени доктора или кандидата».

Несмотря на то, что теннис был «королевской игрой» и в него, как правило, играли короли и придворная знать, теннис был доступен и широкой массе горожан. По документальному свидетельству венецианского посла во Франции, в начале XVI века в Париже насчитывалось 1800 крытых кортов, очевидно, намного больше, чем сегодня. Сэр Роберт Даллингтон, посетивший Францию в 1598 г. и опубликовавший описание своего путешествия, подтверждает свидетельство венецианца о популярности тенниса в этой стране. «Вся страна буквально усеяна теннисными кортами. Их здесь намного больше, чем церквей. Француз рождается с ракеткой в руке, во Франции теннисистов больше, чем у нас посетителей пивных пабов».

Широкое распространение тенниса в европейской культуре в XVI-XVII веках, в период, который принято называть золотым веком «королевского тенниса», во многом объясняет, почему эта игра привлекала к себе мыслителей, писателей и поэтов, таких, как Чосер, Шекспир, Свифт, Рабле, Монтень, Паскаль, Вивес, Эразм Роттердамский и многих других.

Любопытно, что о теннисе как об игре, способствующей развитию ума и тела, часто пишут гуманисты, стремящиеся установить единство духовного и физического воспитания человека.

До нас дошли два важных документа о теннисе, принадлежащие крупнейшим представителям гуманистической мысли того времени — Эразму Роттердамскому и Луису Вивесу. Оба они написаны примерно в одно время и отражают огромный интерес к новой игре, которая занимала умы и энергию молодых людей эпохи Возрождения.

В 1524 г. Эразм Ротердамский издает свои диалоги «Избранные беседы». В одном из них он описывает разговор пяти молодых людей, которые разыгрывают теннисный матч, сопровождая различные моменты игры своими комментариями.

«Николас. Нет ничего лучше, чем теннис, для развития всех частей тела, но эта игра больше подходит для зимы, чем для лета.

Джереми. Для меня она хороша во все времена года.

Николас. Возьмем ракетки, чтобы было легче играть и меньше потеть.

Джереми. Ракетки? Не стоит. Они напоминают мне сеть для рыбы. Оставим ее рыбакам. Лучше играть руками.

Николас. Идет. Но на что будем играть?

Джереми. Давайте играть на щелчок по носу, это сохранит нам содержимое наших карманов.

Николас. Я бы предпочел почувствовать боль в моем кошельке, чем в моем носу.

Джереми. Я тоже. Я ценю свой нос больше, чем кошелек. Но мы должны предложить что-то особенное, иначе все мы умрем от скуки.

Николас. Это верно.

Джереми. Пусть на одной стороне будут играть три игрока, а на другой стороне — два. Выигравший покупает еду для всех.

Николас. Прекрасно. Давайте теперь выберем себе партнеров. Хотя все мы игроки одного уровня и поэтому неважно, кто с кем будет играть.

Джереми. Но вы-то лучше играете, чем я.

Николас. Зато вы более удачливы.

Джереми. Давайте играть, и пусть наградой за игру будет победа. Вы двое займите правильные места на корте. Вы готовьтесь принять мяч на задней линии, а вы стойте там, где стоите, и готовьтесь к ответу.

Кокле. Даже муха не пролетит мимо меня.

Джереми. Давайте начнем. Подавайте мяч поверх навеса.

Николас. Хорошо. Держи.

Джереми. Если мяч при подаче пойдет ниже навеса, то это будет ошибкой, и вы потеряете очко. Честно говоря, вы подаете неважно.

Николас. Неважно для вас — это значит хорошо для нас.

Джереми. Я верну вам мяч, как умею. Но хорошо бы вести счет, чтобы игра была справедливой.

Николас. Но справедливая игра не исключает хитрости.

Джереми. Конечно, в игре, как на войне. И игра, и война имеет свои правила, но не все они могут считаться гуманными. Ну вот, мы выиграли XV очков. Будем продолжать так же. Мы выиграем всю игру, если вы будете стоять на своих местах. Теперь счет 15-15.

Николас. Ну, это ненадолго. Теперь счет уже 30-15 в нашу пользу.

Джереми. А теперь уже 30-30, мы опять имеем равенство.

Николас. А теперь мы имеем преимущество.

Джереми. Это ненадолго, теперь опять равенство.

Николас. Мадам “Удача” помахивает нам ручкой, хотя она до сих пор не знает, на чьей она стороне. Награди нас, изменчивая богиня, победой. Мы выиграли гейм.

Джереми. Становится поздно. Давайте подсчитаем, сколько у нас было побед. Мы выиграли шесть геймов против ваших четырех. Осталось еще немного, чтобы мы оплатили вашу еду. Но кто оплатит стоимость мячей?

Николас. Давайте за мячи все будем платить поровну».

В этом диалоге, напоминающем современный телевизионный репортаж с корта, выясняется, прежде всего, что игроки предпочитают играть руками, чем ракетками. Перед началом подачи игроки кричали «excipe» — латинский эквивалент французского слова «tenez» — «держите», откуда произошло само слово «теннис». Известно, что Эразм посетил Кембридж, где он преподавал в Куинс-колледже в 1511-1513 гг. В то время теннисные корты были почти во всех колледжах Кембриджа. Очевидно, рассказ Эразма о теннисном матче навеян воспоминаниями о его пребывании в Кембридже.

Другой документ, отражающий бурное распространение тенниса и интерес к нему гуманистической идеологии, принадлежит испанскому философу и педагогу Луису Вивесу. В своих «Диалогах», написанных в 1555 г. на латинском языке (французский перевод в 1571 г.), Вивес описывает разговор представителей трех знатных семей города Валенсии — Борджиа, Сцинтилла и Кабанилуса. Разговор идет главным образом о том, чем отличается игра в теннис в Испании от французского тенниса.

«Сцинтилла. В Париже я видел множество теннисных кортов, которые были практичнее и удобнее, чем ваши.

Борджиа. И какие же, хотел бы я узнать?

Сцинтилла. Например, корт на улице Сент-Мартен.

Борджиа. А есть ли во Франции общественные корты, как у нас в Испании?

Сцинтилла. Именно о таких я и говорю. И не один, а множество. Например, на улицах Сен-Жак, Сен-Марсель и Сен-Жермен.

Борджиа. А играют они так же, как и мы?

Сцинтилла. Более или менее, за исключением того, что их игроки надевают шапочки и специальную обувь.

Борджиа. И на что же она похожа?

Сцинтилла. Обувь сделана из войлока.

Борджиа. Наверное, она была бы хороша и для нас.

Сцинтилла. Да, она хороша для паркетного пола. Во Франции и Бельгии играют на полу, выложенном плитками, ровном и гладком. Летом они надевают легкие шапочки, зимой — шапочки более плотные и с тесемками, чтобы они не спадали.

Борджиа. Здесь мы надеваем шапочки только тогда, когда дует сильный ветер. А какими мячами они играют?

Сцинтилла. Мячи у них меньше, чем наши, более твердые. Они покрыты белой кожей. И набивка у них другая. Они набивают мячи не кусками материи, как мы, а собачьей шерстью. Поэтому они не играют руками.

Борджиа. Чем же они тогда играют, кулаками?

Сцинтилла. Конечно, нет. Они пользуются ракетками.

Борджиа. А ракетки натянуты веревками?

Сцинтилла. Вовсе нет, жилами такой толщины, как пятая струна арфы. Сетка у них такой же высоты, как наша. Если вы попадаете мячом в сетку, вы теряете очко. Две линии ограничивают на площадке место, называемое chases. К тому же существуют четыре градации счета — 15, 30, 45 и преимущество, а также равенство (deuse), когда счет равный, и объявляется, когда выигрывается chase или гейм. Мяч может возвращаться с воздуха (volley) или с первого отскока, но если он отскочит два раза, то мяч считается потерянным».

Этот диалог демонстрирует, прежде всего, различия между французским и испанским теннисом, в частности то, что мячи в Испании были черного цвета, чтобы они были лучше видны на фоне стен, которые окрашивались белой краской. Ракетки редко использовались, чаще всего играли руками или деревянными битами, которые назывались «pala». Очевидно, что гуманисты, путешествуя в различные страны, вывозили оттуда не только философские идеи, но и способы физических занятий и развлечений. Тем самым зарождался гуманистический идеал не только образованного, но играющего человека — homo ludens.