«ВСПЫШКА МОЛНИИ, ВЫСВЕЧИВАЮЩАЯ БЛИЗКОЕ И ДАЛЕКОЕ»

(ОТВЕТЫ НА ВОПРОСЫ АНКЕТЫ)

J. В какой форме Революция лучше всего выразила себя в кубинской культуре?

Революцию нельзя рассматривать как форму — в том смыс-ле, что она придает очертания, или рассматривать ее как последний этап жизни материи. Революция есть фактор в восходящем спиральном движении земных сил. Это не какая-то форма—это приближение к будущему, невозможность, ставшая возможностью, это реальность, отливающаяся в образы, что открывают перспективу. Это путь творческого незавершения, согласно старой даосистской* мудрости, который перед фактом Революции предстает лишь как мгновение неизмеримых возможностей, а всякое мгновение выражает себя в экстазе великих преобразований. Мгновение это точит вековые наслоения, пять тысяч лет, которые, приподнимая свои веки, сообщают ритм «андантино» всей истории, тайному шествию человека к радости. Поэтому я и говорю не о форме, а об экстазе, о великих мечтаниях, ведущих человека в землю обетованную. Не думаю, что у Марти была какая-то форма, но было у него обещание радостного экстаза и неотступный поиск земли обетованной.

2. Видите ли Вы связь между Вашим литературным творчеством и Революцией?

По-моему, наиболее глубоко раскрываемый мир — это мир метафоры. Для меня революция и есть метафора человека и его преображения. Это — вспышка молнии, высвечивающая и близкое и далекое. Достичь ритма «крещендо», находясь между титаническими явлениями революции и творчеством в языке и близкой ему сфере,— вот что могло бы быть аналогом метафоры сверхъестественности. Каждое истинное творение означает разрыв последовательности и некое начало — то же происходит и в бездонности революционного действия. В этом первородном явлении — революции — высвобождается глубинная суть человека, подобно тому как и в творчестве тоже присутствует этот абсолют свободы. Для каждого писателя этот прогон*, этот эргон и есть живое, действенное начало в его труде над тем, что я назвал бы устремлением к сверхбессмертию. Как в первом вопросе меня смутил термин «форма», так и теперь я возражаю против слов «видите ли вы?». В связи литературы и жизни я нахожу нечто гораздо более глубокое, что можно просто увидеть. Оно заключено не столько в видимом, сколько в сокровенных основах, в корнях, протягивающихся за пределами обозримой цели.

Что Вы считаете важным для сегодняшнего дня в кубинской дореволюционной литературе?

Слово, которое складывалось в течение всего XIX века и которое находит свою кульминацию у Марти. Слово само по себе и как принцип. Ему дал жизнь этический пафос JIyc-и- Кабальеро, подвигнувший этого человека сделать своим девиз крестоносцев «Осмелиться умереть».

Я уже говорил однажды о том, что именно формирует нашу подлинную традицию. В «Дневнике плавания» Колумб сравнивает волосы индеанок с конской гривой — речь идет о таких свойственных им чертах, как тонкость, мягкость, соединенные с жестокостью и прочностью. А в интервью с испанским политическим деятелем Марти восклицает: «Или мы, или они!»—здесь выступает врожденное нам чувство, которое позволяет выбирать между добром и злом, между революцией и мертвечиной. Наконец, есть еще одно: внечувственное пости-жение мира — оно запечатлено во фразе солдата наших освободительных войн, который, услышав Марти, сказал: «Мы его не понимали, но знали, что должны умереть за него». Проникнуть в сущность сверхъестественного, знать, за что нужно погибнуть,— вот что нужно нашей душе.

Таким образом, наше прошлое и настоящее столь же едины, как волны пшеничного поля, повторяющие ритм звезд.

Какие существенные перемены произошли в Вас благодаря Революции от 1959 года до сегодняшнего дня? Накануне Революции я непрестанно писал о бесконечных возможностях образа в истории. Среди многих сюрпризов, которые дарит поэзия,— потрясающее подтверждение древней истины: «Это верно, потому что невозможно». Беспредельные возможности мира поэзии убедили меня, что сердцевина держит тело,— так же интенсивность в историческом процессе берет верх над пространством. Одним словом — что и малые страны могут творить историю, подобно тому как образотвор- чество не зависит ни от какой протяженности. И вдруг, как подтверждение этому, происходит Революция. Наша история превращается в «да», в безграничное утверждение, наша скрьь тая сила, наконец, обретает бесконечные масштабы.

Революция для меня—нечто большее, чем просто переме- на, это—приобщение, проникновение в глубины. Она показала нам всем значение личности, вселенские масштабы, свойственные человеку. Она сказала нам всем, что и страдания, и радости должны быть общими. Для меня в этом—основной ее урок. Марио Варгас Льоса